Я раззнакомился с семьей отца Александра – скучно же. Как я и говорил, супруга батюшки Елена Аркадьевна полностью соответствовала стереотипу: женщина чуть полноватая, гостеприимства и доброты исключительной, за пирожки с капустой ей надо прижизненный памятник ставить. Вовка-фельдшер, младший сын, двадцати одного года, белобрысый с вихрами, будто у положительных киногероев сталинских фильмов, оказался общителен, пускай и было видно, что родительским домом слегка тяготится – все-таки надо соответствовать, чадо приходского священника.
Последние дни Вовка в основном на работе – берет дополнительные смены. Мол, время необычное, надо набираться опыта.
Самый обычный двор. Самые обычные дома. Самые обычные соседи. В конце концов приходской священник это такая же профессия как слесарь или библиотекарь. По моему скромному мнению.
Начало темнеть, ближе к девяти. Мы сидели на крыльце и молча любовались. Поднялся месяц, правее от него сияла Венера – огромная, яркая, будто сверхновая звезда.
Хлопнула калитка: Вовка явился, у него смена была с девяти утра до девяти вечера.
– Что? – настороженно спросил отец Александр без всякого приветствия.
– Сегодня туда-сюда тихо, – сказал подошедший к нам Вовка. Сбросил на крыльцо «городской» рюкзачок с вещами. Взъерошил пятерней соломенные кудри на лбу. – Вполне справляемся, ничего страшного. В Маловишерском и Чудовском районах зараза расползается, в городе пока тихо…
– Это хорошо, что тихо.
Последние недели Вовка, пусть и скупо, но рассказывал о происходящем. Так сказать, взгляд изнутри. Карантин одобрял – сперва все боялись взрывного роста заболеваемости и коллапса «по итальянскому типу», но по счастью успели вовремя: народ сидит по домам, пути распространения заразы радикально сокращены, стационары полностью готовы. Кто уехал за город, в деревню, без помощи в случае чего тоже не останутся: пускай нагрузки на системы связи выросли в разы, интернет с телефонией исправно работают даже в крошечных деревнях на пять дворов.
– Бать, я поем и спать пойду? Завтра опять рано подниматься.
– Ступай, ступай, – кивнул отец Александр. Повернулся ко мне и спросил внезапно. – Женя, а ты никогда от деда не слышал слово «дорожка»? Относящееся к какому-то определенному месту? Мол, вот там находится эта самая «дорожка»?
– Нет, – я пожал плечами. – Вообще никаких ассоциаций. Но при чем тут какая-то «дорожка»? Что вы имеете в виду?
– Ничего такого, – сказал отец Александр. Мне показалось что батюшка неискренен: такие люди как он врать не умеют. Встал, отряхнул брюки, – дома он носил мирское, а не подрясник, – еще раз недовольно посмотрел на ведро с окурком беломорины, и попрощался: – Спокойной ночи, Женя. Но если вдруг Иван Ильич однажды упомянет «дорожку» – скажи, пожалуйста, мне, хорошо?
* * *
Исходно я не придал никакого значения этому разговору, но о «дорожке» я неожиданно услышал от деда 9 мая 2020 года.
Мы смотрели интернет-трансляцию воздушного парада над Москвой – ну раз существует опасность заболеть всем, включая военных, значит лучше переждать и устроить парад самолетов. Пускай. Иван Ильич это понимал без малейших возражений, благо срочную и сверхсрочную служил еще при Сталине и, усмехаясь, говаривал, будто в фильме «Иван Бровкин» сняли его самого, только артист другой.
– Глядишь, 24 июня отпразднуем, – проворчал дед, наблюдая как над Кремлем проносятся Ту-160. – Никогда, ни разу не было, чтоб парад 1945 года повторили! Именно в тот самый день.
– Хорошая мысль, – согласился я. – Дедуль, а ты не жалеешь, что в войне не участвовал? Тебе же восемнадцать случилось в сорок шестом году.
– Упаси тебя Господь от войны, – сплюнул дед. – Нашел о чем жалеть. Видывал я такое на дорожке, не раз – никому не пожелаешь…
И тут Иван Ильич вдруг осекся, будто сболтнул лишнего. Уставился в экран ноутбука с прямой передачей в ютубе.
Я, озадачившись, по окончанию воздушного парада оставил деда в покое и вышел на двор – удобства у нас деревенские. Дальше за домом матушка Елена вешала на растянутые шнурки постиранное белье. Весна зеленела вовсю – кот Трофим валялся на травке подставив брюхо солнцу, распускались почки на яблонях. Густо жужжал шмель.
– Привет, – очень тихо сказал как из-под земли появившийся Вовка, едва я вышел и потопал к рукомойнику, прибитому к стене дедова дома. – Есть разговор. Отойдем, не хочу чтобы мать нас видела…
У Вовки выдалось двое суток отдыха. В Новгороде обстановка с вирусной пакостью более или менее спокойная, все-таки не Москва и не Питер, потому на «скорой» никакой особой чрезвычайщины. Да что за секреты?
…– «Дорожка», это такой местный мем, распространенный у старожилов, – втолковывал мне сын отца Александра, едва мы вышли на бережок Тарасовецкого ручья за домами. – Батя уже четвертый год интересуется, что это и откуда возникло. Знаю, он и тебя спрашивал, и Ивана Ильича тоже – только дед твой мигом дал от ворот поворот. Мол, знать не знаю.
– Есть такое, – признался я. – Первый раз услышал от твоего отца, второй раз от деда сегодня. Ничего не понимаю. Ты-то почему этой темой заинтересовался?
– Послушай! – Вовка был явно в некоем экстазе, когда человек столкнулся с невероятным секретом и желает им непременно поделиться. – Я читал кучу книжек про Новгород. В некоторых из них упоминается «дорожка», нечто вроде городской легенды. Фольклор. Если на нее зайдешь, то якобы увидишь град Китеж, найдешь Ильмень-царевну или откопаешь клад Рюрика. Я видел вчера человека с «дорожки». Из 2352 года.
– Что-что? – я поперхнулся. – Ты в уме?
– Да нет же, послушай, – горячо зашептал Вовка. Сумасшедшим он ни разу не выглядел, скорее невероятно заинтригованным, – Я работаю на фельдшерской скорой, один, без врача, только с водителем. Вчера к ночи был вызов – человек в частной квартире, лет за шестьдесят, тяжелая стенокардия. Снял кардиограмму, подтвердилось… Дальнейший протокол обязателен: надо везти в областную – там сейчас, слава Богу, тяжелых совсем мало, плановые госпитализации временно отложили, пока ситуация с короной не стабилизируется. Мест в больницах с избытком хватает! Я инструкцию нарушил.
– Но почему?!
– Дорожка.
То, что далее рассказал Вовка звучало почти что горячечным бредом, хотя я знал его как парня более чем вменяемого, спокойного и благоразумного: семейное воспитание и медицинское образование все-таки способствуют чистоте разума.
Где-то в Новгороде, на Торговой стороне есть… Нечто. Точка, связывающая финал и начало, конечность и бесконечность, былое и небылое. Некая автобусная остановка Вселенной, связывающая разные планы бытия. Таких точек по всей планете многие тысячи, но не все действуют и не все находятся в обитаемых местах.
– Не говори ерунды! Как можно в такую глупость поверить!
Оказывается, было можно.
– Соображал он уже не очень, – упрямо втолковывал Вовка, – однако как-то ухитрился почти сразу взять меня под контроль: похоже на телепатию. Сопротивляться я не мог. Понимаю что поступаю против своей воли, но ничего не могу поделать. Он и «скорую»-то вызвал только потому, что срочно требовался транспорт.
– Почему не такси? – озадачился я.
– Исключено, по лестнице бы не спустился, одышка убьет. А у нас носилки. Понимаешь?
Никогда не подвергай сомнению чудеса, если они происходят, как говаривал Рэй Бредбери. Новгород, как и все города с тысячелетней историей, знаменит бесчисленными легендами, от вполне позитивных, до неимоверно мрачных. Если о гусляре Садко и Рыбе Золотые перья знают все и каждый, то про застывшую голубку с купола Софийского собора или тень полковника Ковалевского в Кречевицах слышали только местные. Я сразу предположил, что «дорожка» проходит по линии сугубо локальных околомистических явлений – случается, что некий миф возникает и живет в пределах одного квартала или даже одной улицы.
Так или иначе Вовкин рассказ звучал странно до крайности. Ни в телепатию, ни тем более во внешний контроль над человеческим разумом я не верю, однако какой смысл врать и выдумывать? Выходило, что странный человек буквально заставил Вовку позвать на помощь соседей по лестничной клетке, которые помогли дотащить носилки с четвертого этажа вниз, а затем отвезти к Старому валу, что у Федоровского ручья: совсем недалеко от нашего двора, не больше полукилометра пешего хода.
